Теория мир-системы иммануила валлерстайна. Иммануил Морис Валлерстайн

Для полноты картины приведем еще один прогноз о будущей роли нашей страны в системе международных отношений известного аме­риканского социолога Иммануила Валлерстайна. Его внешнеполи­тическая концепция часто определяется как неомарксистская.

Такая характеристика справедлива лишь в том отношении, что, подобно К. Марксу, И. Валлерстайн видит главную детерминанту политики, в данном случае международной, в экономике. В своей основе между­народные отношения, по Валлерстайну, есть прежде всего отношения экономические. Главная категория его анализа - «современная мир-система», не сводимая к отдельным государствам. Объединяет эту со­временную мир-систему единая капиталистическая мир-экономика, возникновение которой Валлерстайн относит приблизительно к 1500 г. Каждое государство занимает в мир-системе определенное место, из­менить которое чрезвычайно трудно, а подчас просто невозможно. Логика капиталистической мир-экономики неизбежно воспроизводит деление стран мира на «ядро» и «периферию», причем первое всегда находится в привилегированном положении по отношению ко второй. Государства, входящие в состав ядра капиталистической мир-системы, имеют возможность жить за счет эксплуатации периферии. Такой по­рядок не изменится никогда, поскольку он вытекает из самой сущно­сти мир-экономики. Помимо государств, входящих в состав ядра или периферии, существуют еще и полупериферийные государства. Эти государства не входят в состав ядра мир-системы, но и не относятся целиком к периферии.

Таким типичным полупериферийным государством, по мнению Валлерстайна, была Россия, начиная с реформ Петра I и Екатерины II. Несмотря на эти и последующие попытки реформирования, России не удалось войти в состав ядра, но одновременно она сумела избежать участи периферийных стран, ставших в большинстве колониальными придатками ведущих государств мира. Традиционный «товар», опреде­ляющий место и роль России в мир-системе, - это ее геополитическая мощь и военная сила. Именно эти факторы заставляли считаться с Рос­сией другие государства и позволяли ей иметь статус «сверхдержавы». Принципиально не изменили эту ситуацию и годы Советской власти. Как считает И. Валлерстайн, перемены в отдельной стране или даже группе стран не способны оказать влияние на фундаментальные свойства мир-системы. С его точки зрения, мировая система социализма была полной фикцией, поскольку определяли логику мирового эконо­мического развития законы капиталистического рынка.

Оценки, которые дал Валлерстайн «холодной войне» и ее итогам, а также перспективам развития международных отношений после ее окончания, весьма оригинальны и даже экстравагантны, они резко расходятся с общепринятыми оценками. Валлерстайн считал, что пик могущества США пришелся на 1945 г., когда эта страна вышла из вто­рой мировой войны в качестве мирового экономического и политиче­ского лидера. Соединенные Штаты оказались единственным государ­ством в рамках ядра мир-системы, избежавшим разрушений и других негативных последствий войны. Напротив, эта страна нарастила свой промышленно-экономический потенциал.

Для дальнейшего функционирования и развития американской экономики необходимо было восстановить и сохранить остальную часть ядра мир-системы - Западную Европу и Японию. Поэтому в Ялте США и СССР договорились о разделе мира на две сферы влияния. В американскую сферу вошли прежде всего страны ядра, в советскую - преимущественно периферийные и полупериферийные государства. Как полагает Валлерстайн, США сознательно пошли на такой раздел, поскольку не имели ни достаточного количества ресурсов, ни желания осуществлять глобальный контроль над всем миром. В границах сво­ей зоны ответственности США сначала способствовали восстановле­нию экономики Западной Европы и Японии, а затем, пользуясь своим превосходством, привязали их к себе военно-политически, заключив соответствующие договоры (НАТО для Западной Европы, Договор о совместной безопасности для Японии). Для поддержания дисциплины внутри своего блока США необходим был образ внешнего врага, кото­рый весьма кстати стал олицетворять Советский Союз. Вместе с СССР США начали большую игру под названием «холодная война». Совет­ский Союз выступал в качестве подыгрывающего партнера, поскольку преследовал свою цель - усилить контроль над союзниками.

На начальном этапе «холодной войны» и на Западе, и на Востоке весьма схожим образом боролись с инакомыслием - это маккартизм с его «охотой на ведьм» в США и политические процессы в СССР и в восточноевропейских странах. На самом деле, полагал Валлерстайн, устранялись подлинно левые силы, представлявшие угрозу для са­мой мир-системы и лежащей в ее основе капиталистической мир-экономики. Вопреки общепринятому мнению, Валлерстайн не считал, что в годы «холодной войны» сложилась биполярная система междуна­родных отношений, поскольку экономический потенциал Советского Союза никогда не был равноценен экономическому потенциалу США. Но этим странам было выгодно играть роль противостоящих друг другу сверхдержав, и они долгое время делали это.

В отношении стран периферии, превратившихся в особый «третий мир», и СССР и США проводили схожую политику, основанную на од­них и тех же принципах. Валлерстайн не видел существенных различий между идеями американского президента В. Вильсона и В. Ленина по поводу судеб колониальных и зависимых народов. Оба считали необхо­димым сначала предоставить им независимость, а затем помочь прео­долеть экономическую отсталость и выйти на уровень развитых стран. Разница заключалась в том, что, с точки зрения либерала В. Вильсона, идеалом экономического устройства являлся свободный рынок, а боль­шевик В. Ленин предлагал отсталым народам путь к экономическому процветанию, который минует капиталистическую стадию развития. И Советский Союз, и Соединенные Штаты пытались расширить зону своего влияния за счет развивающихся стран, но место этих стран в мир-системе принципиально не менялось. По Валлерстайну, лишь от­дельные государства периферии и полупериферии могут войти в состав ядра мир-системы. Для большинства остальных изменить их положе­ние объектов эксплуатации со стороны наиболее развитых стран невоз­можно, пока существует капиталистическая мир-экономика. Однако долгое время сохранялась иллюзия возможности национального раз­вития. В отдельные периоды некоторые развивающиеся страны могли пользоваться благоприятными для себя колебаниями мировой эконо­мической конъюнктуры.

Большая игра под названием «холодная война» продолжалась до тех пор пока основные игроки - СССР и США - сохраняли к ней ин­терес и могли ее продолжать. Со временем интерес стал угасать, а воз­можности для ее ведения уменьшаться.

США утратили роль безоговорочного экономического лидера в рамках ядра мир-системы, следовательно, утратили возможность ре­ально контролировать своих ближайших союзников, поэтому потеряла смысл и затеянная с целью оправдания такого контроля игра. Совет­ский Союз исчерпал ресурсы для продолжения этой игры, поскольку его неэффективная экономика не выдерживала ни бремени гонки воо­ружений, ни бремени поддержки многочисленных друзей и союзников по всему миру. В итоге по взаимному согласию США и СССР «холод­ную войну» прекратили.

Вопреки распространенному мнению, в частности высказывав­шемуся З. Бжезинским, окончание «холодной войны» - это не победа США и наступление Pax Americana, а наоборот, конец эпохи американ­ской гегемонии и лидерства. Окончание «холодной войны» не стало «концом истории» как некоего «золотого века» человечества, а привело к обострению старых и появлению новых конфликтов. В отличие от С. Хантингтона причины грядущих конфликтов он видит не в цивилизационных, а в экономических факторах. Так, Валлерстайн полагает, что уже в начале XXI в. можно ожидать вызовов и даже прямых напа­дений государств маргинализированного, бедного и отсталого Юга на богатый Север, а также захватнических войн между самими государ­ствами Юга, может быть, и с применением ядерного оружия. Но самая главная угроза, которая может исходить от периферии по отношению к ядру мир-системы, - массовая миграция населения с Юга на Север.

Представления К. Маркса о том, что целью пролетариата является уничтожение капитализма, по мнению Валлерстайна, не соответству­ют современным условиям. В конце XX в. под пролетариатом в рам­ках мир-системы следует понимать все население стран периферии. В предшествующие десятилетия в «третьем мире» сохранялись надеж­ды на лучшее будущее, но с окончанием «холодной войны» эти надеж­ды рухнули. Большинство стран Юга утратило свое прежнее стратеги­ческое значение, а в экономическом отношении они отодвигаются еще дальше на периферию мирового хозяйства. Большинство инвестиций в рамках мир-экономики в обозримом будущем будут направлены, по мнению Валлерстайна, в Китай, отчасти в Россию и восточноевропей­ские страны. Положение большинства периферийных стран и их насе­ления будет только ухудшаться. Современный пролетариат - население стран Юга - хочет не уничтожить капитализм, а жить при капитализме. Поскольку это невозможно на его родине, масса мигрантов из Аф­рики и Азии стремится в благополучные страны Севера. Этот исход уже начался, и он повлечет за собой различные негативные последствия. Как уже отмечалось, Валлерстайн в противоречие с распространенным мнением утверждает, что «холодная война» закончилась не победой, а историческим поражением либерализма. В качестве аргументов он приводит, с одной стороны, фактическое крушение вильсоновского плана самоопределения и последующего развития колониальных стран и народов, с другой - предрекает свертывание всех завоеваний соци­ального либерализма и либерального социализма в развитых странах.

В развитых странах благодаря деятельности либеральных и социал-демократических партий и профсоюзов утвердились принципы уваже­ния и соблюдения прав человека. Наемные трудящиеся заняли достой­ное положение в обществе и обрели высокий уровень материального благосостояния. Наплыв нелегальных мигрантов заставит власти бла­гополучных стран Западной Европы и Северной Америки принимать меры к сдерживанию миграции, что, по мнению Валлерстайна, приве­дет к усилению репрессивных мер, нарушению прав человека, которые будут принесены в жертву интересам защиты коренного населения. Но полностью остановить миграцию невозможно, число незаконных ми­грантов будет расти, оказывая негативное воздействие на рынок труда. Выходцы из стран «третьего мира» станут быстро растущим резервом дешевой рабочей силы, что повлечет за собой рост безработицы и сни­зит заработную плату основной массы трудящихся. Все это неизбежно спровоцирует конфликты между коренным населением и мигрантами, имеющими более низкий уровень образования, исповедующими иные религии и обладающими иной системой ценностей. Усиление социальной и национальной напряженности будет сопровождаться усилением репрессивных действий властей и, тем самым, отходом от принципов либеральной демократии. Наступит конец и социальному государству всеобщего благосостояния. Не в последнюю очередь это произойдет и потому, что наплыв выходцев из стран Юга, неспособных полностью интегрироваться в общество западных стран, подтолкнет часть вчераш­них мигрантов на криминальный путь. Рост уголовной преступности, конфликты национального, социального и религиозного характера повлекут за собой увеличение расходов на обеспечение безопасности. Перераспределение ресурсов из сферы общественного производства и социальных услуг в сферу охраны общественного порядка негатив­но скажется на уровне жизни основной части населения. По мнению Валлерстайна, к середине XXI в. уровень жизни в США может прибли­зиться или даже стать ниже того, какой был на рубеже 80-90-х годов XX столетия.

Отрицая биполярный характер системы международных отноше­ний в прошлом, И. Валлерстайн, снова противореча общепризнанным представлениям, предполагает возможность появления биполярности в будущем, после окончания «холодной войны». Это обусловлено про­цессами, которые разворачиваются во всей мир-системе.

Политолог предполагает, что нестабильными будут отношения вну­три ядра мир-системы. Валлерстайн не исключал, что постепенно будет нарастать противостояние между двумя основными центрами капитали­стической мир-экономики: США и Западной Европой. На фоне этого противостояния, по его мнению, усилится роль крупных полуперифе­рийных стран, к которым он в первую очередь относил Китай и Россию.

Иммануи́л Морис Валлерста́йн (англ. Immanuel Wallerstein, р. 28 сентября 1930, Нью-Йорк, США) - американский социолог и геополитик, один из основоположников мир-системного анализа, один из лидеров современного леворадикального обществоведения. Член редакционного совета журнала Социальная эволюция и история.Учился в Колумбийском университете. В 1951 году получил степень бакалавра, в 1954 получил степень магистра, а в 1959 доктора философии. С 1959 по 1971 преподавал на факультете социологии Колумбийского университета. С 1971 по 1976 - профессор социологии в университете МакГилл (Монреаль, Канада). С 1976 по 1999 - почетный профессор социологии в университете Бинхэмтона (штат Нью-Йорк, США). С 2000 - ведущий исследователь в Йельском университете. С 1994 по 1998 занимал пост председателя Международной социологической ассоциации.

Начав научную карьеру как социолог-африканист, Валлерстайн с 1960-х стал заниматься общей теорией социально-экономического развития. Разработанная им мир-системная теория опирается на предложенные французским историком Фернаном Броделем принципы комплексного исторического анализа. Она синтезирует социологический, исторический и экономический подходы к общественной эволюции.

Валлерстайн отличается огромной научной продуктивностью: им опубликовано более 20 книг и свыше 300 статей. Главный труд И. Валлерстайна – многотомник «Современная мир-система».

Основным понятием разработанной Валлерстайном концепции является «мир-экономика» – система международных связей, основанная на торговле. Помимо мир-экономик разные страны могут объединяться в мир-империи, основанные не на экономическом, а на политическом единстве. История рассматривается им как развитие различных региональных мир-систем (мир-экономик и мир-империй), которые долгое время конкурировали друг с другом, пока европейская (капиталистическая) мир-экономика не стала абсолютно доминирующей. Тем самым Валлерстайн оспаривает традиционные формационный и цивилизационный подходы к истории.

Традиционно считалось, что капитализм как общественная система первоначально зародился в отдельных наиболее развитых странах, и лишь затем стало складываться капиталистическое мировое хозяйство. Согласно же концепции Валлерстайна, напротив, капитализм изначально развивался как целостная система мировых связей, отдельными элементами которой были национальные экономики.

Капитализм родился, по Валлерстайну, в 16 в., когда в силу случайного стечения обстоятельств в Западной Европе мир-империи уступили место мир-экономике, основанной на торговле. Капиталистическая мир-экономика породила колониальную экспансию западноевропейских стран, к 19 в. она подавила все другие мир-экономики и мир-империи, оставшись единственной современной мир-системой.

Согласно теории Валлерстайна, все страны капиталистической мир-экономики живут в одном ритме, диктуемом «длинными волнами» Кондратьева.

Для капиталистической мир-экономики характерно «осевое разделение труда» – деление на ядро (центр) и периферию. Страны европейской цивилизации, образующие ядро мирового хозяйства, играют роль ведущей силы мирохозяйственного развития. Внеевропейские страны (за некоторыми исключениями) образуют периферию, т.е. являются экономически и политически зависимыми. Отсталость стран периферии объясняется, по Валлерстайну, целенаправленной политикой стран ядра – они навязывают подчиненным странам такую экономическую специализацию, которая сохраняет лидерство развитых стран. Хотя развитые страны пропагандируют идеологию «свободной торговли», Валлерстайн считает капитализм глубоко антирыночной системой, поскольку страны ядра монополизируют свое привилегированное положение и силой защищают его. Впрочем, в 20 в. грань между между ядром и периферией стала отчасти стираться из-за активных попыток ранее отсталых стран (например, Японии) ворваться в круг активных участников мирового хозяйства.

Мир-системная теория Валлерстайна оказала большое влияние на рост интереса к истории как единому глобальному процессу и способствовала рождению исторической глобалистики.

ВАЛЛЕРСТАЙН И.

Господство капиталистических отношений в мире давно стало привычной реальностью, и то, что она может измениться, кажется почти невероятным. Может ли капитализм изжить себя и какая система в этом случае придет ему на смену? В книге «Есть ли будущее у капитализма?» пять социологов истории излагают свои пять теорий, объясняющих, отчего может рухнуть капитализм (Валлерстайн и Коллинз), как и почему капитализм может сохраниться (Манн и Калхун), откуда взялись коммунистические режимы в России и Китае и почему они окончились столь по-разному (Дерлугьян). «Дискурс» публикует главу Иммануила Валлерстайна «Структурный кризис, или Почему капиталисты могут считать капитализм невыгодным», которая и тревожит, и обнадеживает одновременно.

Мой анализ основывается на двух посылках. Первая состоит в том, что капитализм - это система, а все системы имеют свой срок жизни, они не вечны. Вторая посылка заключается в том, что сказать, что капитализм - это система, значит сказать, что в ней действовал определенный ряд правил на протяжении, как мне представляется, приблизительно 500 лет ее существования, и я попытаюсь кратко сформулировать эти правила.

У систем есть срок жизни. Эту идею лаконично выразил Илья Пригожин: «Какой-то возраст есть у нас, у нашей цивилизации, у нашей Вселенной…» . Это означает, как мне кажется, что все системы, начиная от бесконечно малых до самых крупных, которые мы хотим познать (вселенная), включая средние по размерам исторические социальные системы, должны анализироваться с учетом того, что они состоят из трех качественно разных моментов: момента зарождения, момента функционирования в течение «нормальной» жизни (самый долгий момент), момента прекращения существования (структурный кризис). В данном анализе текущего положения современной мировой системы объяснение ее зарождения не является нашим предметом. Но два других момента ее жизни - правила функционирования капитализма на протяжении его «нормальной» жизни и модальность прекращения существования - центральные вопросы, стоящие перед нами.

Наш основной тезис состоит в том, что как только мы поймем, каковы были правила, позволившие современной мировой системе функционировать в качестве капиталистической, мы поймем, почему она сейчас находится на последней стадии структурного кризиса. Тогда мы сможем показать, как эта последняя стадия действовала и с большой вероятностью будет действовать на протяжении следующих 20–40 лет.

Каковы отличительные характеристики, неотъемлемые черты капитализма как системы, как современной мировой системы? Многие аналитики сосредоточивают свое внимание на одном институте, который считают ключевым. Это может быть наемный труд. Или производство для обмена и/или получения прибыли. Или классовая борьба между предпринимателями/капиталистами/буржуазией и наемными рабочими/неимущими пролетариями. Или «свободный» рынок. Ни одно из этих определений ключевых характеристик, по моему мнению, не выдерживает критики.

Причины просты. Наемный труд существовал на протяжении тысячелетий, не только в современном мире. Более того, в современной мировой системе существует много форм труда, которые не являются наемным трудом. Производство ради получения прибыли существовало во всем мире на протяжении тысячелетий. Но никогда до этого оно не было доминирующей реальностью какой-то исторической системы. «Свободный рынок» -это и в самом деле мантра современной мировой системы, но рынки в ней никогда не были (да и не могли быть) свободны от государственного регулирования или политических соображений. В современной мировой системе действительно имеется классовая борьба, но описание борющихся классов как буржуазии и пролетариата задает слишком узкие рамки.

На мой взгляд, чтобы историческая система считалась капиталистической, доминирующей или решающей характеристикой, должно быть настойчивое стремление к бесконечному накоплению капитала - накоплению капитала ради накопления еще большего капитала. Для того чтобы эта характеристика возобладала, должны быть механизмы, которые наказывают любых агентов, пытающихся действовать на основе других ценностей или с другими целями, в результате чего эти несогласные агенты рано или поздно вынуждены будут отойти от дел или хотя бы столкнутся с серьезными препятствиями на пути накопления значительных объемов капитала. Все многочисленные институты современной мировой системы заняты поддержанием бесконечного накопления капитала или, по крайней мере, испытывают на себе давление, направленное на его поддержание.

Приоритет накопления капитала ради накопления еще большего капитала кажется мне совершенно иррациональной целью. Сказать, что она иррациональна с точки зрения моего понимания материальной или субстантивной рациональности (веберовской materielle Rationalität), не значит сказать, что она не работает в том смысле, что не может поддерживать историческую систему по меньшей мере на протяжении значительного отрезка времени (веберовская формальная рациональность). Современная мировая система существовала на протяжении примерно 500 лет и с точки ее ведущего принципа бесконечного накопления капитала была необыкновенно успешной. Однако, как мы утверждаем, на сегодня ее способность функционировать на такой основе оказалась почти исчерпана.

Капитализм на этапе «нормального» функционирования

Как капитализм работал на практике? Все системы испытывают колебания. Иными словами, машинерия системы постоянно отклоняется от точки равновесия. Пример, хорошо знакомый большинству людей, - физиология тела человека. Мы вдыхаем и выдыхаем. Мы нуждаемся в том, чтобы вдыхать и выдыхать. Тем не менее и внутри тела человека, и внутри современной мировой системы есть механизмы, возвращающие систему в равновесие, подвижное равновесие, безусловно, но все-таки равновесие. То, что кажется моментом «нормального» функционирования системы, - это на самом деле период, когда импульс к возвращению в равновесие сильнее любого импульса к выходу из него.

В современной мировой системе есть множество таких механизмов. Два самых важных из них (важных в том смысле, что они являются определяющими для исторического развития системы) - то, что я буду называть циклами Кондратьева, и циклы гегемонов. Вот как работают эти механизмы.

Это относительно терпимое отношение со стороны мегакорпораций и державы-гегемона привело к тому, что к середине 1960‑х движения «старых левых» почти повсюду достигли своей исторической цели завоевания власти. Коммунистические партии были у власти в одной трети мира, которая тогда называлась социалистическим блоком. Социал-демократические партии сменяли друг друга у власти в большей части другой трети мира - в панъевропейской его части . А к 1968 году националистические и национально-освободительные движения пришли к власти почти во всех колониальных странах .

Какими бы «умеренными» не казались многие из этих движений, когда они только оказались у власти, по всей мировой системе в тот момент прокатилась ощутимая волна победоносных настроений, которую вызвали все эти движения. Они чувствовали и громко заявляли о том, что будущее за ними, что история на их стороне. А власть имущие боялись, что эти заявления окажутся пророческими. Они боялись худшего. Во всяком случае, те, кто участвовал в мировой революции 1968 года, не согласились с этим. Они считали приход к власти «старых левых» не победой, а предательством. По сути дела они говорили: может, вы и находитесь у власти (первый шаг), но вы вовсе не изменили мир (второй шаг).

Если прислушаться к риторике участников общемировой революции 1968 года и опустить местные реалии (которые, конечно, различаются по странам), есть три темы, которые, кажется, красной нитью проходят через анализ тех, кто был участником этих многочисленных бунтов, независимо от того, где они проходили - в социалистическом блоке, в панъевропейском мире или в третьем мире.

Первая тема касалась гегемонии. США не считались гарантом мирового порядка; на них смотрели как на властелина-империалиста, который, однако, переоценил свои силы и стал уязвимым. Вьетнамская война тогда была в самом разгаре, и операция «Тет» в феврале 1968 года считалась предвестником конца американских военных действий. Но это было не так. Революционеры обвиняли Советский Союз в сговоре с гегемоном США.

Холодная война, полагали они, велась только для отвода глаз. Главной геопополитической реальностью была сделка в Ялте о фактическом статус-кво. Это глубокое подозрение росло начиная с 1956 года. Это был год Суэцкого кризиса и событий в Венгрии, в которых ни одна из сверхдержав не вела себя в соответствии с риторикой холодной войны. Это также был год «секретного» доклада Хрущева на XX съезде Коммунистической партии Советского Союза, доклада, который разрушил сталинистскую риторику и большую часть сталинистской политики, приведя к повсеместной «утрате иллюзий» среди некогда верных сторонников.

Вторая тема касалась движений «старых левых», которых повсюду критиковали за неспособность выполнить свои обещания (второй шаг) после прихода к власти. По сути дела активисты сказали: раз вы не изменили мир, то мы должны пересмотреть стратегию и заменить вас новыми движениями. Для многих образцом стала служить культурная революция в Китае с ее призывом очистить верхние эшелоны партии и правительства от «капиталистических попутчиков».

Третья тема была связана с «забытыми людьми», то есть теми, кто подвергался гнету из-за своей расы, пола, этнической принадлежности, сексуальности, инаковости во всех возможных формах. Движения «старых левых» были насквозь иерархическими движениями, настаивавшими на том, что в любой стране только одно движение могло быть революционным и что это движение должно было отдавать приоритет определенному виду борьбы - классовой борьбе в промышленно развитых странах (Север), национальной борьбе в остальном мире (Юг) .

Логика их позиции была в том, что любая «группа», которая пыталась осуществлять автономную стратегию, подрывала приоритетную борьбу и тем самым в объективном смысле была контрреволюционной. Все эти группы были вынуждены организовываться в рамках иерархических партийных структур и подчиняться спущенным сверху тактическим решениям.

Политические активисты 1968 года настаивали на том, что требования об одинаковом отношении ко всем этим группам больше не могут откладываться до неопределенного будущего времени после того, как будет «выиграна» основная борьба. Это были насущные требования, и гнет, на борьбу с которым они были направлены, был не менее важен, чем то, с чем боролась приоритетная на данный момент группа. В число «забытых людей» входили женщины, меньшинства, определяемые социальным своим статусом (расовые, этнические, религиозные), люди разной сексуальной ориентации и люди, отдававшие приоритет экологическим вопросам или борьбе за мир. Список «забытых людей» бесконечен, с тех пор он еще расширился и стал еще более активистским. В то время ярким примером такого рода группы в Соединенных Штатах были «Черные пантеры».

Мировая революция 1968 года (в действительности она происходила в течение периода 1966–1970 годов)не привела к политической трансформации мировой системы. Фактически в большинстве стран движение было успешно подавлено, и большинство его участников забывали о своем юношеском энтузиазме по прошествии лет. Но это движение оставило долгосрочное наследие. В ходе этого процесса либералы-центристы лишились возможности настаивать на том, что их вариант геокультуры был единственно легитимным. Представители по-настоящему консервативных и по-настоящему радикальных идеологий вернулись к автономному существованию и перешли к осуществлению независимых организационных и политических стратегий.

Последствия этого культурно-политического изменения для функционирования современной мировой системы были огромными. После того как способность капиталистов бесконечно накапливать капитал стала испытывать кризис, политическая стабильность современной мировой системы больше не была гарантирована всеподавляющей силой центристского либерализма, обещавшего лучшее будущее для каждого при условии, что он будет терпеливо подчиняться мудрым действиям людей, имевшим специальные способности для осуществления этого будущего.

Наступивший хаос

Мировая революция 1968 года была огромным политическим успехом. Мировая революция 1968 года была огромным политическим провалом. Казалось, она победоносно распространяется по всему миру, но к середине1970‑х годов уже ощущалось, что она повсюду пошла на спад. Чего она достигла при помощи этого лесного пожара? На самом деле не так уж и мало. Центристский либерализм, выступавший в качестве господствующей идеологии мировой системы, де-факто единственной легитимной идеологии, оказался развенчан. Теперь он стал всего лишь одной альтернативой из многих. Кроме того, движения «старых левых» перестали рассматривать в качестве катализаторов любого рода фундаментальных перемен. Однако упоение собственными успехами у революционеров 1968 года, освободившихся от подчинения центристскому либерализму, оказалось пустым и краткосрочным.

Правые во всем мире тоже освободились от всяких привязок к центристскому либерализму. Они воспользовались мировой экономической стагнацией и крахом движений «старых левых» (и их правительств), чтобы перейти в контрнаступление, которое мы называем «неолиберальной (в действительности весьма консервативной) глобализацией». Первостепенной задачей было обращение вспять всех выгод, полученных низшими слоями во время А-фазы цикла Кондратьева. Правые во всем мире стремились сократить основные производственные затраты, разрушить государство всеобщего благосостояния во всех его вариантах и затормозить ослабление американской власти над мировой системой. По-видимому, кульминацией наступления мировых правых стал 1989 год. Потеря Советским Союзом контроля над своими восточноевропейскими сателлитами и его собственный распад в 1991 году привели к тому,что правые отпраздновали новую победу.

Наступление правых во всем мире было большим успехом. Наступление правых во всем мире было большим поражением. С началом мировой экономической стагнации в 1970‑х годах (Б-фаза по Кондратьеву) крупные капиталистические производители переносят значительные объемы своей производственной деятельности в новые зоны, которые, как казалось, стали существенно «развиваться». Но сколь бы благотворным ни был этот процесс для средних слоев, чья численность в этих странах значительно возросла, если рассматривать ситуацию на глобальном уровне, успех был не столь впечатляющим и даже сравниться не мог с масштабами накоплений корпоративных производителей за период 1945–1970 годов.

Чтобы поддерживать уровень массированного присвоения мировой прибавочной стоимости, капиталистам пришлось прибегнуть к ее извлечению в финансовом секторе - что стали называть «финансиализацией» мировой системы. Как уже говорилось, такая финансиализация была циклической чертой современной системы на протяжении 500 лет.

Накопление капитала, начиная с 1970‑х годов, осуществлялось благодаря повороту от получения прибыли через производственную эффективность к получению прибыли через финансовые манипуляции, которые правильнее называть спекуляцией. Ключевой механизм спекуляции - поощрение потребления через образование задолженности. (Это, конечно же, происходит на каждой Б-фазе кондратьевского цикла.) В этот раз отличие было в масштабах и изощренности финансовых инструментов, используемых в спекулятивной деятельности. Крупнейшая экспансия на А-фазе в истории капиталистической мировой экономики сменилась крупнейшим спекулятивным ажиотажем.

Нетрудно проследить последующие мишени задолженности, каждая из которых производит пузырь и в конце концов терпит крах. Первым пузырем стал рост цен на нефть в 1973 и 1979 годах, вызванный Организацией стран - экспортеров нефти (ОПЕК). Рост цен спонсировался не радикальными членами организации, а Саудовской Аравией и Ираном (шахским), двумя ближайшими союзниками Соединенных Штатов среди членов ОПЕК. Долгое время были основания полагать, что США поощряли их действия.

В любом случае финансовые последствия роста ценна нефть были очевидны. Много денег поступило в казну стран ОПЕК. Это оказало двойное негативное воздействие на не нефтеэкспортирующие страны Юга и на социалистический блок. Им пришлось больше платить за нефть и нефтепродукты, в которых они нуждались, а их экспортные доходы начали падать из-за рецессии в Северной Америке и Западной Европе. Трудности с балансом платежей у этих стран привели к народным волнениям.

Страны ОПЕК не могли сразу освоить все свои возросшие доходы и часть их разместили в западных банках. Банки отправляли своих эмиссаров в страны Юга и социалистического блока, чтобы предложить займы для облегчения трудностей с балансом платежей, которые почти все из стран с готовностью приняли. Однако эти страны столкнулись с трудностями при погашении займов, что в конечном итоге вызвало так называемый долговой кризис. Сигналом стал дефолт Мексики в 1982 году. Впрочем, по-настоящему все началось с почти произошедшего дефолта Польши в 1980 году. Меры жесткой экономии, которые ввело польское правительство, для того чтобы обеспечить выплаты по долгам, стали триггером для движения «Солидарность».

Следующей группой должников были крупные корпорации, которые, начиная с 1980‑х годов, стали выпускать знаменитые мусорные облигации как средство преодоления проблем с ликвидностью. Это вело к приобретению предприятий группой хищнически настроенных инвесторов, которые делали деньги на том, что лишали предприятия их материальной ценности. 1990‑е стали началом роста личных долгов индивидов, в особенности на Севере, в связи с повсеместным использованием кредитных карточек, а позднее вложениями в жилую недвижимость. В первое десятилетие XXI века наблюдался заметный рост государственного долга в Соединенных Штатах, вызванный сочетанием огромных военных расходов и широкомасштабного сокращения подоходного налога. После краха американского рынка жилья в 2007 году мировая пресса и политики публично заговорили о «кризисе», усилиях по «финансовой помощи» банкам и, в случае США, печати денег. За этим последовало расширение круга государств-должников, ведущее к все более настоятельным требованиям мер жесткой экономии для сокращения государственного долга, что одновременно сокращает действительный спрос.

В первое десятилетие XXI века также наблюдалось географическое смещение присвоения капитала. Подъем «новых стран» (emergent countries), в особенности БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка), - своего рода медленная перестройка иерархии современной мировой системы, которая регулярно наблюдалась ранее. Однако отсюда следует, что в системе есть место для новых ведущих производственных отраслей, что противоречит повсеместному сокращению прибыли. Скорее подъем БРИК предполагал расширение числа людей, участвующих в распределении мировой прибавочной стоимости. Это в действительности сокращает, а не увеличивает возможности бесконечного накопления капитала и усиливает структурный кризис мировой системы, а не противодействует ему. Более того, меры жесткой экономии, получившие теперь такое широкое распространение, сокращают потребительскую базу для экспорта из стран - участников БРИК.

Наиболее вероятный финансовый результат экономической неразберихи будет заключаться в отказе от американского доллара как мировой резервной валюты, за которым последует не замена его другой валютой, выполняющей ту же функцию, но многовалютный мир, который позволит обменным курсам постоянно колебаться, поощряя дальнейшее замораживание финансирования новой производственной деятельности.

В то же время упадок американской гегемонии стал необратимым из-за обратного эффекта, вызванного военно-политическим фиаско программы неоконов, проводившейся президентом Джорджем В. Бушем в период 2001–2006 годов, с ее односторонним мачизмом. В результате образовалась реальность многополярного мира, в котором есть от восьми до десяти центров власти, достаточно сильных, чтобы относительно автономно договариваться с другими центрами. Однако теперь центров власти слишком много. Как следствие, участились попытки геополитических перетасовок, поскольку каждый из центров стремится получить материальную выгоду. Тем самым колебания рынков и валют усиливаются за счет колебаний властных альянсов.

Базовая реальность - это непредсказуемость не только в средней перспективе, но в значительной мере и на коротком промежутке времени. Социально-психологическим следствием этой краткосрочной непредсказуемости стали замешательство, гнев, пренебрежительное отношение к власть имущим, а более всего - острое чувство страха. Страх толкает к поискам политических альтернатив, которые ранее даже не рассматривались. Медиа называют это популизмом, но это гораздо более сложное явление, чем то, что обозначается этим ходульным термином. Одних страх толкает на многочисленные и иррациональные поиски козла отпущения. У других вызывает готовность пересмотреть глубоко заложенные представления о том, как функционирует современная мировая система. В США это можно рассматривать как различие между движениями «Чайной партии» и «Оккупай Уолл-стрит».

Главной заботой всех государств в мире - от США до Китая, от Франции до России и Бразилии, не говоря уже о более слабых государствах на мировой арене, -стала настоятельная необходимость предотвратить бунт лишившихся работы рабочих, к которым присоединяется средний слой, чьи сбережения и пенсии тают на глазах. Одной из форм реакции стало то, что все государства стали протекционистскими (хотя и энергично это отрицают). Причина такой тяги к протекционизму кроется в том, что правительства любыми способами и любой ценой стремятся получить краткосрочные деньги. Поскольку протекционизма недостаточно, для того чтобы преодолеть безработицу, государства также становятся более репрессивными.

Такое сочетание жесткой экономии, репрессий и поисков краткосрочных денег еще больше ухудшает глобальную ситуацию. Это в свою очередь ведет к еще более сильной блокировке системы. А блокировка системы приводит к расширению амплитуды колебаний и, как следствие, делает еще более ненадежными краткосрочные предсказания, как экономические, так и политические.

Политическая борьба за последующую систему

Вопрос, который теперь стоит перед миром, не в том, как правительства могут реформировать капиталистическую систему, чтобы она смогла восстановить свою способность эффективно заниматься бесконечным накоплением капитала. Способа добиться этого не существует. Так что встает вопрос о том, что придет ей на смену. И этот вопрос актуален и для 1%, и для 99%, говоря языком, появившимся в 2011 году. Конечно, не все согласятся или сформулируют это таким образом. Действительно, большинство людей по-прежнему считает, что система продолжает существовать, используя старые правила, возможно, внеся в них некоторые поправки. В этом нет ошибки. Просто в нынешней ситуации использование старых правил фактически усиливает структурный кризис.

Есть, однако, акторы, вполне осознающие структурный кризис. Они понимают, что, хотя мы не можем поддерживать нынешнюю систему, мы можем внести свой вклад в решение о том, по какой развилке пойдет мир, какого рода новую историческую систему он построит. Признаем мы это или нет, вокруг нас кипит борьба за систему-наследника. Хотя в исследованиях сложности настаивается на том, что исход этой бифуркации непредсказуем по самой своей сути, варианты, из которых мир будет выбирать, вполне определенны, и можно дать их расширенный набросок.

Один вид возможной новой устойчивой системы -тот, который сохраняет основные нынешние черты: иерархию, эксплуатацию и поляризацию. Капитализм далеко не единственная система, которая может иметь эти черты, и новая система может оказаться гораздо хуже капитализма. Логичная альтернатива - это система, которая будет относительно демократичной и относительно эгалитарной. Такой пока еще не было, это только возможность. Конечно, никто из нас не может помыслить ни одну из систем в институционных деталях. Такой замысел будет развиваться, когда новая система начнет свою жизнь.

Я дал этим двум возможностям символические имена. Я называю их «духом Давоса» и «духом Порту-Алегри». Сами имена не важны. Нам требуется проанализировать прежде всего вероятные организационные стратегии каждой из сторон этой борьбы, которые восходят приблизительно к 1970‑м годам и, по всей вероятности, сохранятся приблизительно до 2040 или 2050 года.

Политическая борьба, связанная со структурным кризисом, имеет две основные характеристики. Во-первых, есть фундаментальное изменение ситуации, отклонившейся от «нормального» функционирования исторической системы. В течение «нормальной» жизни существует очень сильная потребность в возвращении в равновесие, что и делает жизнь «нормальной». Но в момент структурного кризиса колебания приобретают широкую амплитуду и становятся постоянными, и система как никогда удаляется от равновесия. Это и есть определение структурного кризиса. Отсюда следует, что сколь бы радикальными ни были «революции», в «нормальные» времена их эффект ограничен. Наоборот, во время структурного кризиса мелкие социальные мобилизации имеют огромный эффект - «эффект бабочки», когда свободная воля побеждает детерминизм.

Вторая политически значимая характеристика структурного кризиса в том, что ни один альтернативный «дух» не может быть организован таким образом, чтобы небольшая группа могла полностью определять его действия. Есть множество игроков, представляющих разные интересы, верящих в разные краткосрочные тактики, и трудно добиться координации между ними. Более того, активисты с каждой из сторон должны тратить энергию на то, чтобы убеждать все более широкие группы потенциальных сторонников в полезности своих действий. Хаотична не только система. Хаотична и борьба за систему-наследника.

То, что мы до сих пор могли улавливать, - это стратегии, рождающиеся на практике. Лагерь сторонников «духа Давоса» переживает глубокий раскол. Одна группа выступает за незамедлительные и жесткие репрессии и инвестировала свои ресурсы в организацию сети вооруженных правоохранителей с целью раздавить оппозицию. Есть, однако, и другая группа, которая чувствует, что репрессии никогда не работают в долгосрочной перспективе. Они выступают за стратегию ди Лампедузы: изменить все, чтобы ничего не менялось. Они говорят о меритократии, «зеленом» капитализме, большей справедливости, большем разнообразии и о руке, протянутой бунтарям, - все ради отсечения системы, основанной на относительной демократии и относительном равенстве.

Лагерь «духа Порту-Алегри» расколот похожим образом.

Есть те, чья тактика на переходном этапе отражает мир, который они хотят построить. Иногда это называют «горизонтализмом». На практике эта группа стремится максимально расширить дебаты и поиск относительного консенсуса среди людей с различной биографией и непосредственными интересами. Это попытки институциализации функциональной децентрализации движения и мира. Данная группа также подчеркивает реальность того, что часто называют «цивилизационным» кризисом, обычно понимая под этим отказ от базовой цели экономического роста и замену этой цели поисками рационального баланса социальных целей, который как раз и должен привести к относительной демократии и относительному равенству.

Против нее выступает группа, настаивающая на том, что в борьбе за политическую власть вертикальная организация того или иного рода - обязательное условие, без которого группа обречена на провал. Эта группа также подчеркивает важность достижения краткосрочного экономического роста в менее «развитых» регионах нынешнего мира для того, чтобы иметь необходимые средства для перераспределения выгод.

Таким образом, складывается картина не просто двусторонней борьбы, но скорее политического поля из четырех групп. И это всех очень сильно путает. Путаница оказывается одновременно интеллектуальной, моральной и политической. И это еще больше усиливает неопределенность исхода.

Наконец, такого рода неопределенность обостряет краткосрочные проблемы существующей системы. Эта неопределенность одновременно и радостная (чувство того, что действие имеет значение), и парализующая (ощущение, что мы не можем двигаться, поскольку краткосрочные последствия столь неопределенны). Это верно как для тех, кто получает выгоду от существующей системы (капиталистов), так и для обширных низших слоев.

Таким образом, резюмируя, можно сказать, что современная мировая система, в которой мы живем, не может продолжаться, потому что она слишком отклонилась от равновесия и больше не позволяет капиталистам бесконечно накапливать прибыль. Равно как и низшие классы больше не верят, что история на их стороне и что их потомки унаследуют мир. Как следствие, мы переживаем структурный кризис, в котором идет борьба за систему-наследника. Хотя исход этой борьбы непредсказуем, мы можем быть уверены, что та или другая сторона победит в грядущие десятилетия и установится основная разумно устойчивая мировая система (или ряд мировых систем). Все, что мы можем предпринять, - это попытаться проанализировать исторические мнения, сделать свой моральный выбор касательно предпочтительного исхода и оценить оптимальную политическую тактику его достижения.

История не занимает ничью сторону. Мы все ошибочно судим о том, как нам следует действовать. Поскольку исход внутренне, а не внешне непредсказуем, наши шансы получить желаемую мировую систему - пятьдесят на пятьдесят. Но пятьдесят на пятьдесят - это много, а отнюдь не мало.

Есть ли будущее у капитализма?// И. Валлерстайн, Р. Коллинз, М. Манн, Г. Дерлугьян, К. Калхун. Сборник статей. - М.: Изд-во Института Гайдара, 2015.

Интервью со специалистом по социальной истории Иммануилом Валлерстайном. Заслуженную известность Валлерстайну принесла его мир-системная теория, в которой он предлагает критическую альтернативу системным реалистическим подходам к международным отношениям. Можно сказать, что в то время как реалисты отталкиваются от системы для анализа и прогнозирования истории, мир-системная теория отталкивается от истории для анализа и прогнозирования системы. В этой всесторонней беседе Валлерстайн, среди прочего, объясняет, почему капитализм себя исчерпал и почему нам нужно преодолеть искусственные разрывы между различными сферами в науке об обществе и между философией и наукой в целом.

Что, по вашему мнению, является трудной задачей или центральной темой полемики в современной науке о международных отношениях? И каково предлагаемое вами решение такой задачи или ваша позиция в продолжающейся полемике?

В своем анализе современной мир-системы я утверждаю, что мы переживаем структурный кризис: эта система по сути нежизнеспособна, мир находится в состоянии хаоса, из которого мы не выйдем в ближайшие двадцать - сорок лет. Этот кризис обусловлен нехваткой прибавочной стоимости и соответственно упущением потенциального дохода. Система находится в точке бифуркации: в ситуации, когда из имеющегося кризиса существует два альтернативных выхода, позволяющих создать новую стабильную миросистему.

Самой важной на данный момент является борьба между двумя гипотетическими альтернативами, одну из которых и должен выбрать мир. Очень трудно обозначить строго два эти направления, но если говорить в целом, одни люди попытаются создать новую мир-систему, воспроизводящую некоторые базовые особенности существующей системы, при этом не будучи капиталистической. Однако она все равно останется системой иерархии и эксплуатации. Другие пойдут в направлении альтернативной системы, относительно демократической и относительно эгалитарной. Мы пока говорим совсем в общем, поскольку структурные элементы такой будущей мир-системы невозможно знать заранее. Но очевидным образом одно из этих решений будет, на мой взгляд, лучшей мир-системой, а другое будет по меньшей мере настолько же плохим или, может быть, даже худшим, чем та мир-система, которую мы имеем на данный момент. Так что это реальная политическая борьба.

Опять же, совершенно невозможно предсказать, к какой из развязок мы в итоге придем; единственное, в чем мы можем быть уверены, - что существующая сейчас система не выживет и что развязка (outcome) настанет. Мы создадим, как в знаменитом высказывании Ильи Пригожина, порядок из хаоса. Такова моя фундаментальная теоретическая позиция.

Как вы пришли к нынешним занятиям международными отношениями? Какие люди, книги, события вдохновили вас, как вы пришли к своим идеям?

Самым важным политическим событием за всю мою жизнь стало то, что я называю мировой революцией 1968 года. По моему мнению, это было фундаментальное преобразующее событие. Я работал в Колумбийском университете, когда шли волнения, но это всего лишь биографическая ремарка к большим событиям политической и культурной жизни.

Я многажды пытался проанализировать, что именно тогда произошло и каковы были последствия. Я убежден, что 1968 год был важнее 1917-го (русская революция), 1939–1945 (Вторая мировая война) или 1989 года (падение коммунизма в странах Центральной и Восточной Европы и в Советском Союзе) - тех дат, которые обычно называют, когда говорят о ключевых исторических событиях. Эти события просто обладали меньшей преобразовательной силой, чем революция 1968 года.

Если говорить о людях, которые на меня повлияли, то я бы назвал Карла Маркса, Фернана Броделя, Йозефа Шумпетера, Карла Поланьи, Илью Пригожина и Франца Фанона.

Какими качествами (склонностями, навыками) нужно обладать студенту для того, чтобы стать специалистом в области международных отношений или просто научиться понимать мир глобально?

Я думаю, это действительно непростая задача, но в то же время вполне выполнимая. Просто «получить PhD», как, быть может, ответили какие-то другие авторы на вашем сайте, считаю недостаточным.

Глубокие знания о современной мир-системе, которой по меньшей мере пять сотен лет, - это условие sine qua non; также важно знание стоящих перед современной социальной наукой проблем эпистемологического порядка; кроме того, существенным будет фундаментальное понимание, как последние несколько сотен лет функционировала капиталистическая мир-система именно в качестве системы (в том числе как межгосударственная система).

Еще один вопрос - возможно, еще более важный - необходимость чтения классических работ. Конечно, все, что говорят классические авторы, следует всегда анализировать заново, поскольку они были ограничены тем миром, в котором жили и мыслили. Но одной из реальных проблем студентов является то, что они не всегда на самом деле читают Адама Смита, Маркса или Фрейда. Вместо этого они читают книги о них. Когда они говорят «Маркс сказал то-то», они на самом деле имеют в виду «такой-то автор сказал, что Маркс сказал то-то». Такие утверждения не только пропущены через лишний фильтр, но и в трех случаях из четырех попросту ошибочны или как минимум искажены. Люди, пересказывающие мнения классических авторов, зачастую вырывают их слова из контекста, либо приводят их слишком скудно, либо попросту неверно толкуют оригинальный текст. Хорошенько постаравшись, можно сделать из Маркса апологета капитализма и марксиста из Смита. Так что важное правило для студентов заключается в том, что любого важного для изучения (interesting to study) автора стоит читать в оригинале.

Кроме того, существует проблема знания языков. Студентам, в особенности в Соединенных Штатах, следует изучать гораздо больше языков, чем обычно, поскольку переводы этих авторов - слишком известная проблема. Маркса и Вебера, как и большинство других важных в социальной науке фигур, переводили с огромным количеством ошибок. Одна из вещей, которые я постоянно говорю студентам, - это «учите языки», несмотря на существующие на Западе культурные предубеждения. Но если уж вы совсем не хотите или по-настоящему не можете этого сделать, то уж по крайней мере читайте оригинальные тексты в переводе.

Стал ли мир сейчас более равноправным, чем 500 лет назад?

Нет. Это утверждают те, кто смотрит на верхние 20% мирового населения по показателю реального дохода. Действительно, у этой части населения дела идут гораздо лучше, чем в предыдущих поколениях. Но если вы вместе со мной посмотрите на разрывы между верхним 1%, следующими за ним 19% и оставшимися 80% на мировом уровне, вы получите другую картину. Поскольку, к примеру, 60% населения Швейцарии относится к верхним 20%, справедливо утверждение о том, что Швейцария - более эгалитарная страна, чем сто лет назад. Но в мировом масштабе картина диаметрально противоположная: разрыв между верхними 20% и нижними 80% очень сильно вырос - и продолжает расти.

Также справедливо утверждение о том, что между верхним 1% и следующими за ним 19% разрыв в течение некоторого времени сокращался. Но что сделал неолиберализм, причем намеренно, это в том числе восстановил разрыв между 1% и находящимися ниже него 19%. Именно на это сегодня жалуются западные избиратели (а большая часть этих 19% живет на Западе): их реальные доходы снижаются, в то время как верхний 1% становится непристойно богатым.

Аристотель, кажется, писал, что «закон - это разум без страсти». Если закон - это разум без страсти, то что же такое рынок, который даже не считает закон своей неотъемлемой ценностью?

Прежде всего, я не согласен с этим утверждением, поскольку закон всегда интерпретируется. Конечно, закон после записи и сакрализации делается как будто неизменным и независимым от обстоятельств. Но всегда присутствует человеческий фактор, в применении закона к конкретным ситуациям. Закон всегда интерпретируется и должен интерпретироваться, и потому он пластичен. И потому спорен.

Что же касается рынка, то следует различать гипотетический рынок и реальный рынок. Гипотетический рынок действует в соответствии с чисто объективными законами спроса и предложения, которые оказывают влияние на цены и тем самым - на поведение рациональных и эгоистичных индивидов. Но в действительности этот гипотетический рынок никогда не существовал в капиталистической мир-системе. Нет сомнения, этому гипотетическому рынку больше всего противостоят сами капиталисты, поскольку, если бы этот гипотетический рынок реально действовал, они не заработали бы ни пенса. Для капиталистов единственный способ делать серьезные деньги - это иметь квазимонополии. А для того чтобы получить эти квазимонополии, им необходимо разностороннее вмешательство государства; и капиталисты в полной мере сознают это. Следовательно, все разговоры об этом гипотетическом рынке - идеологическая риторика. На самом деле рынок функционирует не так; и любой богатый капиталист, если он не сумасшедший, подтвердит это. Специалисты по свободной рыночной экономике не расскажут вам об этом, но ни один капиталист не верит в автономию рынка.

Вы утверждаете, что революция 1968 года положила конец идее центристского либерализма. Однако с тех пор либеральный капитализм еще глубже укоренился в мире. Как бы вы описали в общих чертах те изменения, которые произошли в мире, с этой точки зрения?

До 1968 года идеология того, что я называю «центристским либерализмом», играла ведущую роль в интеллектуальном, экономическом и политическом мире на протяжении ста с лишним лет, отодвигая на периферию как консервативную, так и радикальную доктрины, превращая их в аватары центристского либерализма. А в результате мировой революции 1968 года произошло следующее: идея о том, что a priori единственным приемлемым представлением о мире является центристский либерализм, рухнула; и мы вернулись в мир, в котором существуют три главные идеологические позиции: настоящий консерватизм, настоящий радикализм и третье - центристский либерализм, который, конечно, никуда не делся, но снова стал одной из трех возможностей и более уже не считается единственной жизнеспособной интеллектуальной позицией.

Когда вы говорите о «либеральном капитализме», вы имеете в виду то, что часто называется «неолиберализмом», который вовсе не то же самое, что центристский либерализм, господствовавший в мире ранее. Это, скорее, форма консерватизма. Он все время старался обратить вспять три тенденции, негативные с точки зрения консерватизма: рост расходов на подготовку и найм кадров, рост расходов на капиталовложения и рост расходов на налоги. И неолиберализм - известный под множеством имен, в том числе под именем глобализации, - является попыткой обратить вспять эти тенденции и сократить эти расходы. Он отчасти преуспел в этом, однако все эти попытки показали (я говорю «все», потому что за последние пять сотен лет их было довольно много), что вернуть расходы на уровень, на котором они находились ранее, невозможно. Верно, что расходы на кадры, вложения и налоги росли с 1945-й по 1970 год и снижались с 1970-го до, скажем, 2000 года, но они так и не вернулись на уровень 1945 года. Они поднялись на два пункта, а опустились всего на один. Так обычно в истории и происходит.

Я думаю, что эпоха неолиберализма подходит к концу; его эффективность исчерпана. А глобализация как термин и понятие будет забыта уже через десятилетие, поскольку она уже больше не оказывает на людей требуемого эффекта, который заключается в том, чтобы все поверили проповеди госпожи Тэтчер, что «альтернативы не существует». С самого начала это было абсурдным утверждением: альтернативы существуют всегда. Но большое число стран все равно клюнуло на это - по крайней мере, на какое-то время.

В наши дни риторика неолиберализма как единственного возможного пути с очевидностью провальна. Посмотрите на Европу, посмотрите на президента Саркози во Франции - это неприкрытый протекционист. Вы не сможете назвать мне ни одной европейской страны, готовой прекратить субсидировать своих фермеров; поскольку это совершенно невозможно на внутреннем государственном уровне с политической точки зрения и в то же время полностью противоречит неолиберальной логике. Мандельсон хочет урезать субсидии на европейском уровне, но у него нет необходимой политической поддержки, что очень ясно продемонстрировал ему Саркози.

Следует отличать разговоры от реальности. Реальность такова, что европейские страны не просто протекционисты, но и становятся все большими протекционистами, и в ближайшие десять лет будут продолжать делать это, как и Япония, Китай, Россия и Соединенные Штаты. Маятниковое колебание между протекционизмом и свободным разворачиванием производства было постоянным процессом в последние 500 лет, приблизительно каждые 25 лет мы переходим от одного к другому, и прямо сейчас мы движемся обратно в протекционистский период.

В вашей теории мир-систем говорится об определенной диалектике, достигающей наивысшей точки в модерной, капиталистической, мир-системе. Существует ли у этой диалектики конец или она будет длиться вечно?

Нет, это не может продолжаться вечно, ни одна система не может существовать всегда. Все системы историчны - это справедливо для физических и химических систем, для биологических систем и a fortiori для социальных систем. У каждой из них своя жизнь: они возникают в определенный момент, они выживают в соответствии с определенными правилами, а потом они слишком сильно отходят от равновесного состояния и утрачивают жизнеспособность. Наша система ушла от равновесного состояния далеко, так что процессы (вполне описуемые), поддерживавшие подвижное равновесие на протяжении пятисот лет, функционируют со сплошными сбоями, и поэтому нас постиг структурный кризис.

Так что нет, эта мир-система не будет длиться вечно, она даже не просуществует дольше сорока - пятидесяти лет. Более того, это будут очень неприятные годы.

Я уже назвал три основные расходы капиталистов: кадры, вложения и налоги. Они всегда вынуждены нести на себе все три типа расходов и всегда хотят удерживать их на максимально низком уровне. Были структурные моменты, позволявшие повышать расходы на три этих фактора в последние пятьсот лет как процент от роста цен. Теперь цены уже настолько высоки, что вы на самом деле больше не можете накопить капитал до какого-то значительного уровня, из-за чего игра уже не стоит свеч. Это означает, что капиталисты больше не будут заинтересованы в капитализме, поскольку он больше не работает на них. Поэтому они осматриваются в поисках серьезных альтернатив, при которых они смогут сохранить свое привилегированное положение в системе другого типа. После пяти сотен лет успешного функционирования колебания этой системы стали сегодня настолько сильными и бесконтрольными, что никто уже не может справиться с ними.

Вы утверждаете, что ученым XXI века следует сосредоточиться на разработке единого понимания движущих сил истории, расставшись с изучением обособленной экономики или политики, и что для того, чтобы осуществить это, им может даже понадобиться совершенно новая терминология. Не могли бы вы рассказать о том, как подступиться к этой широкомасштабной задаче?

Если бы я знал, как преодолеть разрыв между словарями политики, экономики и культуры, я ушел бы уже очень далеко вперед. К сожалению, я такой же продукт социальных условий, как и все остальные.

Речь здесь идет о разных проблемах, которые не следует смешивать. Первая состоит в том, что социальные науки делят реальный мир на три сферы: политическую, экономическую и социокультурную. Это разделение, введенное классическим либерализмом, впоследствии было перенесено в мир науки, и теперь оно служит основой современного социального знания. Однако это очень неудачный тип подхода к социальной реальности, поскольку он предполагает разделение единого человеческого опыта на искусственно выделенные сферы, каждая из которых претендует на большую важность, чем остальные, что приводит к недооценке неразрывных связей, соединяющих их между собой. Выходом из сложившегося положения является создание единого сл

Иммануил Валлерстайн о мир-системах, неизбежном конце капитализма и о комплексной социальной науке

Получил степень магистра, а в доктора философии. С по преподавал на факультете социологии Колумбийского университета. С 1971 по 1976 - профессор социологии в университете МакГилл (Монреаль, Канада). С по - почётный профессор социологии в университете Бинхэмтона (штат Нью-Йорк, США). С - ведущий исследователь в Йельском университете . С по занимал пост председателя Международной социологической ассоциации .

Научные работы

Научную карьеру Валлерстайн начал в Колумбийском университете , занимаясь социологией и африканистикой. Начиная с 1960-х занимался вопросами общей теории социально-экономического развития. Автор мир-системной теории , созданной под влиянием французского историка Фернана Броделя .

Участие в редакциях журналов

Член редакционного совета журналов Социальная эволюция и история и Социология: теория, методы, маркетинг.

Библиография Иммануила Валлерстайна

Книги на русском

  • Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире / Пер с англ. П. М. Кудюкина под общей ред. Б. Ю. Кагарлицкого. - СПб.: Университетская книга, 2001. - 416 с.
  • Валлерстайн И. После либерализма / Пер. с англ. М. М. Гурвица, П. М. Кудюкина, Л. В. Феденко под ред. Б. Ю. Кагарлицкого. - М.: Едиториал УРСС, 2003. - 256 с.
  • Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности = Race, nation, class. Ambiguous identities / Общая ред. Д. Скопина, Б. Кагарлицкого. - М.: Логос-Альтера, Ессе Homo, 2003. - 272 с.
  • Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века / Пер. с англ. под ред. Б. Л. Иноземцева; Центр исследований постиндустриального общества. - М.: Логос, 2003. - 368 с.
  • Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение / пер. Н. Тюкиной. М.: Издательский дом «Территирия будущего», 2006. - 248 с.

Статьи на русском

Литература об Иммануиле Валлерстайне

  • Романовский, Н. В. Социология и социологи перед лицом глобальных катаклизмов (по поводу полемики М. Арчер и И. Валлерстайна) (Социологические исследования. - 1998. - № 4.

Ссылки

  • Иммануил Валлерстайн в библиотеке журнала «Скепсис» (большая подборка статей на политические темы)
  • Film: Wallerstein Conferencia Buenos Aires (исп.)
  • Wallerstein-summary (англ.)
  • Presentation of Immanuel Wallerstein (англ.)
  • Korotayev A., Malkov A., Khaltourina D. Introduction to Social Macrodynamics: Compact Macromodels

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "И. Валлерстайн" в других словарях:

    Валлерстайн, Иммануил Иммануил Валлерстайн на семинаре в Европейском университете в Санкт Петербурге (24 мая 2008 г.) Иммануил Морис Валлерстайн (англ. Immanuel Maurice Wallerstein, р. 28 сентября 1930 … Википедия

    Иммануил Валлерстайн Immanuel Maurice Wallerstein … Википедия

    Иммануил Валлерстайн на семинаре в Европейском университете в Санкт Петебурге (24 мая 2008 г.) Иммануил Морис Валлерстайн (англ. Immanuel Maurice Wallerstein, р. 28 сентября 1930, Нью Йорк, США) американский социолог, один из основателей мир… … Википедия

    Иммануил Валлерстайн на семинаре в Европейском университете в Санкт Петебурге (24 мая 2008 г.) Иммануил Морис Валлерстайн (англ. Immanuel Maurice Wallerstein, р. 28 сентября 1930, Нью Йорк, США) американский социолог, один из основателей мир… … Википедия

    ВАЛЛЕРСТАЙН Иммануил - (р. 1930) американский социолог, представитель неомарксистского направления в исторической социологии. В 1960 х занимался изучением экономических проблем развивающихся стран Африки. С начала 1970 х В. работает над теорией мировой системы, еще не… … Социология: Энциклопедия

    ВАЛЛЕРСТАЙН (WALLERSTEIN) Иммануил Морис - (1930) американский философ, историк, социолог, основоположник мир системного анализа, в 1994 1998 гг. президент Международной социологической ассоциации. Разработанная Валлерстайном мир системная теория («Современная мир система», 1974, 1980,… … Политологический словарь-справочник

    Валлерстайн - Иммануэль американский мыслитель, историк, социолог и экономист. Автор известных трудов по мировой политике и экономике, в том числе «Современная мировая система» (1974), «Капиталистическая мировая экономика» (1979), «Политическая мир экономика»… … Геоэкономический словарь-справочник

    На семинаре в Европейском университете в Санкт Петебурге (24 мая 2008 г.) Иммануил Морис Валлерстайн (англ. Immanuel Maurice Wallerstein, р. 28 сентября 1930, Нью Йорк, США) американский социолог, один из основателей мир системного анализа, один … Википедия

    МИРО-СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ - текст И. Валлерстайна, опубликованный в 1987. Согласно Валлерстайну, миро системный анализ это не теория о социальном мире или его части. Это протест против способов, которыми было структурировано социальное научное исследование при его… … Социология: Энциклопедия

Книги

  • Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация , Валлерстайн И.. Всемирно известный американский ученый Иммануил Валлерстайн отец-основатель мир-системного анализа и автор четырехтомника&171;Современная мир-система&187; (&171;Мир-система Модерна&187;)в…